Наступила долгая пауза, заставившая Уллу опомниться и ощутить угрызения совести. Она слишком далеко зашла. И сама понимала это.
Как и Поль.
— Я этого не слышал, Улла, — наконец с трудом выговорил он. — Иногда у меня бывают проблемы со слухом.
— Извини, — покраснев от смущения, сказала она. — Боюсь, я погорячилась.
— А я боюсь, что мы поторопились. — Поль встал и пошел к двери. Улла понимала, что речь идет не столько о платьях, сколько о том, что случилось за последние сутки. — Боюсь, что мы так и не сумели добиться взаимопонимания.
Улла ощутила страх. Да, она разозлилась на него, но прекращать отношения не хотела.
— Пожалуйста, не уходи! — взмолилась она, чувствуя, что ощущение неслыханного счастья уходит, как вода в песок. — Поль, давай попробуем разобраться в случившемся!
Он остановился в дверях и посмотрел на нее так равнодушно, что у Уллы застыла кровь в жилах.
— Я уже во всем разобрался. Я не тот человек, на которого можно кричать. А ты не способна видеть разницу между подарком и взяткой. Так что говорить нам, похоже, не о чем.
В следующие три дня они почти не виделись. Когда Поль хотел видеть дочь, он присылал в детскую Ирен. Улла следила с балкона, как он гулял в саду с девочкой на руках. Когда Улла дремала, лежа на подстилке в тени деревьев, он сидел у себя в кабинете. Дважды сажал Хельгу в машину и увозил на несколько часов.
В свободное время Улла гуляла по городу, плавала в пруду с морской водой, загорала на пляже и читала. Иными словами, убивала время. Никакое солнце не могло растопить лед, которым покрылось ее сердце.
Убеждать себя, что за месяц влюбиться в человека нельзя, было глупо. Любовь не признает таких прозаических вещей, как время или логика, она живет по собственным законам.
Платья, аккуратно уложенные в коробки, лежали в углу ее гостиной. Принципы принципами, но нельзя было оставить красивые вещи на полу террасы. Тем более что это вызвало бы подозрения прислуги. Единственным человеком, которому она здесь доверяла — да и то лишь отчасти, — была Ирен.
— В какой-то степени я вас понимаю, — сказала экономка, помогая ей укладывать платья в коробки, — но жаль, что такие вещи пропадают зря. Может быть, вы их выкупите у него? Постепенно?
— На это уйдет целая вечность. Они стоят больше, чем я получаю за полгода, — ответила Улла.
Во вторник Поль позвонил ей.
— Хельга еще спит? — без предисловий спросил он.
Улла, державшая в руках ребенка, телефон и бутылочку одновременно, ответила:
— Нет. Только что проснулась. Я собираюсь ее кормить.
— Когда закончишь, будь добра принести ее ко мне в кабинет, — сказал он и положил трубку.
Это что, предложение заключить перемирие? Слава богу, Поль перестал вести себя так, словно ее не существует. Боясь надеяться, она надела голубое платье, оттенявшее ее загар, тронула губы помадой и сделала то, что ее просили. Но едва Улла переступила порог, как Поль забрал девочку и закрыл дверь перед ее носом.
Через час Уллу вызвали, и она снова спустилась по лестнице, на сей раз уже ни на что не надеясь. Однако ее ожидал сюрприз.
— Прошу, — сказал Поль, пропуская ее в комнату.
К удивлению Уллы, Поль и Хельга были не одни. За большим письменным столом сидел незнакомый мужчина. Рядом с ним лежал открытый дипломат.
— Позволь представить тебе Гастона Шарпантье, моего… коллегу, — начал Поль. — Он согласился помочь выяснить, где находится моя бывшая жена. Я больше не могу мириться с ее продолжающимся нежеланием отвечать на мои послания и прислать медицинскую карточку Хельги. Возможно, с ней произошел несчастный случай.
— Ничего подобного! — воскликнула Улла. — Если бы с ней что-нибудь случилось, мы бы уже знали об этом!
Поль позволил себе холодно усмехнуться.
— Едва ли. К числу ее любимцев я не отношусь тоже.
Намек был прозрачный, но не успела Улла открыть рот, как вмешался Гастон Шарпантье.
— Скажите, мадемуазель, — сказал он, положив ручку на блокнот, — вы хотя бы раз связывались с кузиной после своего прибытия на Мартинику?
— Нет, — ответила Улла. — Я послала ей несколько сообщений, но ответа так и не получила.
— Как по-вашему, типично ли для нее такое поведение?
— Не знаю. Раньше я в такой ситуации не оказывалась.
— Но ведь вы всегда поддерживали близкие отношения, не правда ли?
— Да. Насколько это возможно, если один человек живет в Гётеборге, а другой в Стокгольме. В детстве мы виделись намного чаще.
— Да, конечно, — пробормотал Шарпантье и что-то записал в блокноте. — Кстати, о детстве. Как вы можете объяснить ее отсутствие интереса к ребенку? Это тоже типично для вашей кузины?
— Я не совсем понимаю вас, месье Шарпантье, — лаконично ответила Улла. — Если вы намекаете на то, что она не любит Хельгу, то вы ошибаетесь.
— Мадемуазель, почему вы так в этом уверены? По вашему собственному признанию, она не сделала попытки узнать, как себя чувствует ребенок.
— Я звонила ей в офис и говорила с секретаршей.
— А почему не домой?
— Она совершает рекламную поездку по Франции и каждые два дня переезжает в другой город. Учитывая ее напряженное расписание и большую разницу во времени между Мартиникой и Францией, застать Юлию довольно сложно. К тому же прошло немногим более двух недель. Это не вечность.
— Значит, вы не можете сказать, где именно она находится в тот или иной момент?
— Боюсь, что нет. Но не сомневаюсь, что Юлии неукоснительно передают все сообщения и вскоре она даст о себе знать.